АИР-2С с двигателем "Сименс" S13A был построен весной 1931 г.
Двигатель имел большую мощность, чем "Циррус" и "Вальтер", что обеспечило значительно лучшие летные характеристики.
Кроме того, это позволило использовать его в поплавковом варианте.
Поплавки были спроектированы В.Б. Шавровым и отличались малым весом, простотой и технологичностью конструкции.
Поплавки не имели поверхностей двойной кривизны и изготовлялись без выклейки из обычных фанерных листов. Это был первый в СССР спортивный гидросамолет.
18 мая 1931 года были произведены испытания поплавкового варианта на Москве-реке. Шасси было заменено за 1 час 10 минут.
Первый полет совершили летчик Б.Л. Бухгольц с В.Б. Шавровым. Они произвели взлет по прямой и сразу же 10-минутный полет по кругу.
Позже на самолете летали Ю.И. Пионтковский с А.С. Яковлевым и др.
Самолет базировался на водной станции "Динамо" вблизи ЦПКиО, и однажды Бухгольц пролетел на нем под старым Крымским мостом.
В зимнее время на АИР-2 устанавливалось лыжное шасси.
Трижды Бухгольц совершал полеты с кинооператором В.В. Микошей, который осуществлял в полете киносъемку из пассажирской кабины. Микоша впоследствии вспоминал:
"День за днём на берегу реки у Крымского моста обрастал деталями остов амфибии.
И, наконец, когда гидросамолёт был собран и опущен на воду, я надел парашют, оказавшийся страшно неудобным, залез в переднюю кабину, где должен помещаться летнаб (летчик-наблюдатель), и спросил Бухгольца:
— Как раскрывать парашют?
— Зажмурь покрепче глаза, крикни: «Мама!», потом досчитай до пяти и дёрни за кольцо.
— А когда прыгать?
— Когда увидишь, что меня в самолёте уже нет, — смеясь, ответил Бухгольц. /.../
Когда гидросамолёт вышел на редан и понёсся с необычной для меня скоростью, я приступил к съёмкам. Крутить ручку аппарата было трудно. Ветер бил тугой струёй и мешал мне работать.
Мы стартовали от Крымского моста справа. /.../ Я углубился в работу и совсем перестал обращать внимание на то, что мы висим над водой и что положение наше не очень-то устойчиво и надёжно.
И вдруг прямо на нас стремительно понёсся Окружной мост. Казалось, что самолёт ни за что не перелетит через него и неминуемо врежется в стальные переплёты.
"Хоть бы он совсем не поднялся, — подумал я, — тогда бы мы проскочили под мостом, словно на глиссере..." Перед самой аркой Бухгольц рванул машину вверх, и мост провалился и уплыл назад. /.../
Я чувствовал себя уже настолько свободно, что жестом руки попросил Бухгольца пролететь над четырьмя кирпичными трубами около фабрики "Красный Октябрь". Тогда эти трубы были намного выше теперешних. /.../
Мы пронеслись на крутом вираже совсем низко, и я заглянул в чёрные жерла труб. Ура! Москва подо мною! Я снимал, пока не кончилась плёнка.
— Конец,— показал я, скрестив руки. Бухгольц понял меня и занялся проверкой лётных качеств самолёта, а я восхищённо смотрел на город и старался узнать знакомые улицы, площади, дома.
Неужели город такой огромный? Вдруг самолёт резко толкнуло в сторону. В гуле мотора послышался какой-то посторонний, звенящий звук, и с левого крыла сорвался и полетел вниз, сверкая на солнце, кусок обшивки элерона.
Машина круто скользнула на крыло и пошла на посадку. Я оглянулся и увидел серьёзное, суровое лицо Бухгольца. Он даже не взглянул в мою сторону. Я понял, что с самолётом неладно, что мы, резко теряя высоту, круто идём на Каменный мост.
Но вот звенящий звук в моторе неожиданно прекратился, и машина стала выравниваться. Под нами, совсем рядом, промелькнул Крымский мост. Внизу, на мосту, ломовая лошадь встала на дыбы.
Не успел я отвести от неё взгляд, как по глазам больно хлестнула вода, и я невольно зажмурился. Несколько сильных толчков чуть не выбросили меня из кабины.
Если бы не парашют, плотно прижавший меня к борту люка, я бы выскочил из самолёта, как из седла строптивой кобылы. Мокрый, но радостный спрыгнул я на землю. В аппарате была вода, но до кассеты и плёнки она не достала.
— Лёгкая рука у тебя, дорогой, — сказал Бухгольц. — Всегда буду рад с тобой летать. — Он положил мне на плечи тяжёлые, жилистые руки, заглянул в глаза и дотронулся своим горячим лбом до моего:
— Тебе повезло, мальчик! Будешь долго, долго жить...
Он глубоко вздохнул и крепко пожал мою руку:
— Ну, на сегодня хватит!
Еще два раза забирались мы с ним в московское небо, и каждый раз я ни на секунду не жалел о том, что на земле спокойнее и безопаснее. Я безгранично верил этому человеку и, не задумываясь, доверял ему свою жизнь."
Источники:
[1];
[2];
[3];
[4]
